Перед ними простиралась родная галактика человечества – Млечный Путь, и они были первыми людьми, которые смотрели на нее со стороны. Взору открывался сектор чуть больше девяноста градусов. Неистовый блеск звезд уже не затуманивала вуаль атмосферы, колоссальные скопления газа и межзвездной пыли уже не закрывали наблюдателю обзор. Это был настоящий лик Млечного Пути, такого: каким он есть на самом деле – на Земле этого увидеть было просто невозможно.
Цвет, неподвластный художнику, ослепленный атмосферой глаз не мог себе такого представить. Красный в центре, где угасали старые светила, и яростно-голубое полыхание на краях – там, где рождались новые.
Невозможно описать весь этот безумный спектр! Для такой гаммы цветов, такого множества оттенков человечество не создало ни понятий, ни определений. Сияющая спираль, гигантский вихрь из бесчисленных ярких песчинок – волна за волной гонит их космический ветер, они то сливаются в комки, то разбегаются в ослепительные россыпи. Млечный Путь был почти прозрачен, и в то же время представлялся невообразимо сложной трехмерной головоломкой.
На краях галактика состояла почти полностью из скоплений космической пыли, которые, разбросав свои щупальца, пожирали свет многих тысяч звезд. Где-то там, в слоях жидкой атмосферы Млечного Пути, в чреве газовой туманности плавало Солнце со своей жалкой Солнечной системой – пылинка на огромном круге галактики, различимая лишь при сильном увеличении.
С этой точки ясно был виден узор звездных скоплений, из которых появилась галактика – согнутые рукава, протянутые из центра, лопасти из раскаленной материи, берущие начало в клубке звезд и оканчивающиеся в черных пылевых безднах на краю. Эти лопасти оказались вовсе не ровными и не плоскими – они поворачивались то ребром, то плоскостью, напоминая то ли ленту Мебиуса, то ли геликоид галактической молекулы ДНК.
Действительно, думал Иво, ведь галактика – это клетка, со своими космическими органеллами, в ней светится жизнь, она движется, излучает тепло, развивается, и умрет эдак через десяток миллиардов лет.
Иво почувствовал голод и понял, что смотрит на галактику уже несколько часов. Он впал в транс, глядя на нее, так же, как верующий впадает в транс, поклоняясь своему божеству.
Он отогнал галактические чары и оглянулся. Афра стояла ближе всех, все такая же прекрасная и смертная, она пожирала глазами миллиарды звезд, ее легкие, казалось, вдыхали кубические парсеки космоса.
Гарольд повернулся к нему; Иво с удивлением заметил, что и он, как женщины, сильно похудел за последние несколько месяцев.
Все менялись!
– Вы видели глобулярные кластеры? – спросил Гротон. – Сотни их вращаются вокруг галактики, в каждом по миллиону звезд. Вон один, смотрите! – указал он. – До него, должно быть, тысяч десять световых лет от нас.
Иво увидел то, чего не замечал раньше – комок света, почти рядом, равноудаленный от них и от центра галактики. Он был похож на галактику в миниатюре, правда, совершенно бесформенный, переливающийся, словно неограненный алмаз. Будто когда пряли звездное полотно, маленький клубочек хлопка откатился в сторону. От краев кластера к центру звезды были набросаны гуще, и цвет менялся от ярко голубого к более спокойному, как и в основной галактике. Они были, несомненно, более молодыми образованиями, чем все окружавшее.
Было видно еще довольно много кластеров, большинство из них концентрировалось у рукавов галактической спирали. И каждый, наверное, сам был космосом, и были в них пригодные для жизни планеты и свои звездные цивилизации. Кластеры располагались на сфере, по крайней мере, на полусфере, ибо Иво не мог видеть того, что творится на противоположной стороне диска. Хотя он, естественно, не смог бы заметить их перемещения, ему пришла в голову мысль, что они движутся по орбитам вокруг центра галактики – по вытянутым эллипсам, то касаясь кромки диска, то подымаясь над его плоскостью. Казалось, что некоторые даже врезались в галактическую спираль, но толком разобрать детали было невозможно, так что это вполне могло оказаться игрой воображения.
Он вообразил себе изначальный шар газа и пыли, величественно вращающийся в пространстве, загадочно мерцающий. Большая часть материи образовывала рукава спирали и, соответственно, диск галактики, но несколько отщепенцев пошли своим путем и стали впоследствии кластерами.
Как выглядит вселенная для существа, которое живет на планете, затерянной в одном из этих звездных островов? Не мечтают ли эти существа вернуться на Родину-галактику? А может, их Бог – вихрь тридцать тысяч парсеков в диаметре?
Из кухни появилась Беатрикс, и Иво сообразил, что запахи пищи были виной беспокойства желудка. Беатрикс была для них самой настоящей кормилицей. Хорошо все-таки, что ни говорите, когда хоть кто-то смотрит на жизнь практически.
Наконец и Афра оторвалась от экранов:
– Сейчас мы в зоне приема основного сигнала, но недостижимы для разрушителя, – задумчиво произнесла она. – До странника тридцать тысяч световых лет – так что на Земле и в галактике его еще можно будет принимать, по крайней мере, в течение этого периода. Очевидно, он предшествовал разрушителям, в противном случае их излучение настигло бы нас и здесь. Из этого следует...
– Что задачей разрушителя является подавление внегалактического сигнала, – довершил за нее Гарольд. – Так как мириады местных станций принимаются прекрасно, они не могли служить причиной создания разрушителей.
– Вот вам и ксенофобия! – воскликнула Афра. – И все только потому, что где-то существует более развитая цивилизация!
Гарольд опять погрозил ей пальцем:
– Вы так думаете? Я бы предложил другую точку зрения.
– Знаю я ваши...
– Суп готов! – позвала Беатрикс, в очередной раз в нужном месте прервав спор.
Так как до этого места сигнал разрушителя не доходил, все пошли посмотреть по главному экрану, как работает Иво. Афра могла бы справиться и сама, но в их группе существовало негласное соглашение, по которому макроскоп был привилегией Иво, эта практика позволила овладеть ему макроскопом на таком уровне, что вряд ли кто-то, не имея такого же опыта, мог с ним сравниться.